Наш веб-сайт использует файлы cookie, чтобы предоставить вам возможность просматривать релевантную информацию. Прежде чем продолжить использование нашего веб-сайта, вы соглашаетесь и принимаете нашу политику использования файлов cookie и конфиденциальность.
Казахстанский поэт и музыкант Ермен «Анти» Ержанов, основатель культовой панк-группы «Адаптация» и автор песен в интервью корреспонденту «Настоящего Времени» Виктору Кулганеку рассказал о жизни в Казахстане после Кровавого января, «Z-поэзии» и отношении казахстанцев к приезжим россиянам, бежавшим от мобилизации.
В начале 90-х основал в Казахстане панк-группу «Адаптация». Команда играла социальный, экзистенциальный панк и была одной из самых востребованных андерграундных групп на постсоветском пространстве. За 27 лет существования «Адаптация» записала 15 студийных альбомов и отыграла больше тысячи концертов. Ермен пишет песни и стихи, издает книги и пластинки, участвует в различных музыкальных и театральных проектах. В марте 2022-го года Ермен Ержанов осудил полномасштабное вторжение России в Украину. С тех пор музыкант не был в России, гастролирует в Казахстане и в Европе.
— Привет. Спасибо, что пришел на это интервью. Мы не будем обманывать наших зрителей и делать вид, что мы не знакомы. Мы знакомы с тобой уже несколько десятков лет. Мы начинали с тобой в начале 90-х как андеграунд и независимые музыканты, ты — в Казахстане, я — в России. Куда за эти годы пришла Россия, мы в общем-то понимаем, тут говорить особо нечего. Куда твоя страна пришла, как ты считаешь?
— Моя страна сейчас, наверное, переживает такой переходный момент. Самое главное то, что удалось сделать, по событиям января 2022 года — страна избавилась от личности президента Назарбаева, который стоял во главе страны, наверное, с 1988 года. И образ страны, и все, что внутри происходило, все зависело только от него. Поэтому то, что мы перевернули эту страницу своей истории, — это уже очень большой шаг. Недаром в январе 2022 года основным лозунгом этих событий, Кровавого января, был «Шал, кет» («Старик, уходи!»), потому что всем это уже надоело, всех это достало. И сейчас мы на новом этапе.
А роль Назарбаева, наверное, будут историки обсуждать, потому что в его деятельности, карьере есть, наверное, и положительные моменты, особенно в 90-х годах в плане экономических реформ. Но он не выдержал испытания медными трубами, то есть власть его, родственники и он оставили нам самое ужасное наследие — это коррупция, которую очень тяжело искоренить. Сейчас страна пытается это сделать и многие люди по инерции думали, что сейчас он уйдет и сразу исчезнет коррупция, мы построим «Жана Казахстан» (Новый Казахстан). Но на самом деле 10 лет, может, пройдет, если нам удастся победить, потому что это такая раковая опухоль, которая идет от него, он, судя по всему, брал сам и развратил окружение и народ.
— У тебя есть песня, написанная до этих событий, со словами «Акиматы просят огня». Ты уже тогда просто как поэт что-то чувствовал или в воздухе витало это ощущение?
— Песня 2016 года. Я просто понимал, что вокруг каждого областного города в Казахстане, в том числе и мегаполисов, таких как Астана или Алматы, образовался такой пояс бедности. Это казахские фавелы: люди живут на дачах, какие-то строят себе землянки, они просто живут выживанием.
— И натуральное хозяйство, очевидно?
— Это хорошо, если есть натуральное хозяйство. В основном многие подрабатывают где-то грузчиками, работают. Государство не уделяло им никакого внимания, среди этой молодежи, а там в основном молодежь, стали популярны идеи радикального ислама, салафизма. Все это рано или поздно должно было выстрелить. В 2016 году в октябре произошли крупные теракты, когда радикальные исламисты стреляли в людей, напали на часть Национальной гвардии, и пять дней все жили в «красном» режиме террористической угрозы. И все это по идее должно было рано или поздно выстрелить, если государство не начало бы уделять этому какое-то внимание, решать эту социальную проблему.
К сожалению, в 2022 году, когда это случилось, в Алматы разыграли именно этот вариант, когда помимо протестующих, тех, кто выходил поддержать нефтяников западного Казахстана и против действующего режима Назарбаева, вывели просто людей из бедных районов, связанных с криминалитетом. Им сказали: делайте, что хотите, чем больше шума, чем больше вы нагадите, тем будет интереснее все это потом показать — вот какой протест в Казахстане. И в Алматы началось мародерство.
— И не только в Алматы — ты же в Актобе был.
— В Актобе другая абсолютно ситуация. У нас очень сознательный народ оказался: за 3–4 дня протестов, несмотря на схватки с ОМОНом и последующую зачистку площади, не было сожжено ни одного магазина, ни одной машины, не была разбита ни одна витрина. Только в здании акимата на первом этаже был какой-то конфликт, и там сломали дверь и разбили пару стекол.
И в какой-то момент ОМОН — видать, получили приказ — снимается, полторы-две тысячи их было, садятся в автобусы и уезжают. Люди к ним подходят (они только что стреляли в этих людей) и делают с ними селфи, думают, что они переходят на сторону народа.
На самом деле, это я потом понял, что они получили приказ: уйдите и оставьте здание акимата восставшим, путь они его сожгут, нам нужна красивая картинка горящего здания — смотрите, что сделали восставшие. А восставшие после того, как уехал ОМОН, поставили ограждение вокруг акимата, выставили охрану, стали праздновать победу. Вечером я пришел туда со своей семьей, привел детей и говорю: смотрите, это очень важный исторический момент в жизни нашей страны, запомните это.
— То есть никакого акта мародерства?
— Никаких актов мародерства не было. В западном Казахстане этого не происходило, такие вещи были только в Алматы и где-то на юге, в Таразе, может быть. Актобе в этом плане оказался очень сознательным городом.
— Когда в те дни на несколько дней в страну зашли войска ОДКБ, там же 90 процентов войск ОДКБ — это Россия, то есть получилось, что страна несколько дней находилась под военной властью России.
— Третий день протестов в Актобе, я был на площади, и вдруг началось столкновение с ОМОНом. Это длилось около трех часов с переменным успехом. ОМОН применял резиновые пули, водометы, светошумовые гранаты, но люди отбегали и приходили опять. Там был мужчина, который кричал: «Ни в коем случае не расходитесь, иначе они нас потом поодиночке всех отловят».
— Ты даже с маленькими детьми пришел?
— Да, да. Проходит день-два — и поступает новость о введении войск ОДКБ. Это было как удар обухом по голове. Я понимал, что это ползучая оккупация, что зайти-то им будет легко, а вот выгнать их назад будет очень тяжело. В тот момент стали полностью глушить интернет, не было информации, мы созванивались по простым телефонам с друзьями из разных городов Казахстана, чтобы что-то узнать. Но стала появляться информация, что Токаев обещал, что в течение месяца они уйдут. Этих солдат никто на улицах городов Казахстана не видел, они охраняли стратегические объекты, то есть их не было ни в Алматы на улицах, ни в Актобе. Но прошло 10–12 дней, и Токаев объявляет, что миссия выполнена и будьте добры, спасибо за помощь, уходите назад. Так все были удивлены и рады, что войска ОДКБ собрались и уехали из страны.
— То есть это был наилучший вариант, очевидно, из имеющихся?
— Да, это лучший вариант. Эти события вообще могли привести, конечно, к плохим последствиям.
— Да, естественно. А тебе самому как после этого января (уже два года прошло) живется, тебе, твоим друзьям, твоему окружению — получше, полегче, посвободнее?
— Меня радует то, что в стране сейчас, благодаря вот этим процессам, власть стала немножко по-другому относиться к мнению людей, и появилась такая вещь, как низовая демократия, инициатива снизу, то есть всякие онлайн-петиции, на которые власть вынуждена реагировать. Если касаться моей деятельности, музыкальной, у нас, например, благодаря общественности были отменены концерты Лепса, Полины Гагариной, людей, которые поддерживают войну в Украине, которые призывают зарабатывать, готовы платить деньги за подбитые танки. В случае с Лепсом была большая шумиха, где граждане Казахстана говорили: пусть он свои миллионы зарабатывает у себя в России, но ни в коем случае не в Казахстане. И власть вынуждена была это услышать и отменила эти концерты. Это самое начало, может, все это заглохнет, но в данный момент это работает, и это очень хорошо.
— После Кровавого января 2022-го наступает 24 февраля и полномасштабное вторжение России в Украину. Как ты узнал об этом событии, где ты был в это время?
— Я дома утром проснулся, получил СМС от одного товарища из Новосибирска, он мне сообщил, что началась война. Естественно, я сразу в телефон, включил ютуб, чтобы что-то смотреть. Это был шок, конечно, в первые несколько дней для всех. Я последние, наверное, полгода утверждал, что война будет: количество войск на границе, все идет к войне, но внутренне все равно я думал, успокаивал себя, что этого не случится, это просто какой-то политический шантаж, ну не может до этого дойти, как бы, вроде. Но, к сожалению, вот так вот случилось. Да, мы жили, особенно первые несколько месяцев, в таком шоке, разделились наши слушатели в Казахстане, в Актобе, в России. Я отменил концерты свои, у меня были запланированы в марте, к 30-летию группы. Мне надо было все это понять.
— В России отменил концерты?
— Да, в России отменил концерты. Мы успели сыграть тур по Казахстану, когда самые первые события только произошли, и мы сидели в телеграм-каналах, саунд-чек провели и сидим, все смотрим, получаем какую-то информацию. Так и живем. Война, конечно, сгладила, я думаю, какие-то годы жизни у нас забрала, потому что это такое нервное потрясение.
— Тебе в России после этого предлагали еще концерты делать, после начала войны?
— Были какие-то предложения, но было понятно, я тогда отказывался идейно, а сейчас это уже и небезопасно, учитывая события, которые происходят там с музыкантами, актерами, артистами.
— А в Украину зовут выступать?
— Сейчас, я думаю, в Украине совсем не до концертов. Если они там, наверное, происходят, то играют местные артисты, а приезжать из Казахстана — это и логистика очень большая.
— А гипотетически, если бы позвали, поехал бы?
— Да, поехал бы, конечно. В Киев с удовольствием съездил бы, сыграл. Я много раз там
