Айтишник бросил Москву и печет хлеб в деревне по старинным рецептам

09.04.2024, 16:43 ecology.md

Городской житель, отправившийся в деревню, чтобы «узнать жизнь» и «отдохнуть от цивилизации», — что может быть банальнее? Многие и сами не знают, почему бросают все. Некоторые возвращаются почти сразу. Иные — дичают. А Илья Резков, бывший успешный компьютерщик, печет хлеб по рецептам времен Ивана Грозного.

Он живет в тамбовской глубинке и собирается остаться насовсем.

Чем он отличается от беглецов из мегаполисов — в репортаже «Культуры».

Резков уверяет, что, если завтра произойдет какой-нибудь катаклизм, например, везде отключат электричество и огромные мегаполисы вместе со всеми жителями погрузятся во тьму, он сам не только спасется, но и останется сытым.

Уникальной свою жизнь на природе не считает. «Я совершенно обычный человек», — пресекает он любые споры на эту тему.

А вот хлеб — это да, хлеб у него особенный. Без сахара, соды, дрожжей. Консервантов и вкусовых добавок в нем нет. «Как можно? — удивляется Илья. — Мой хлеб и без них может лежать неделю и даже год, не зачерствеет». Пекарь использует муку только из собственноручно перемолотого экологически чистого зерна, добавляет в тесто живую закваску из шишек хмеля и мед, который придает готовому изделию чуть сладковатый и пряный вкус. А еще чистая ледяная вода из ближайшего — километрах в пяти — источника.

Именно такой полезный продукт, по его мнению, ели на Руси почти пятьсот лет назад. Но самым главным в этом деле, его соавтором и помощником, является правильная русская печь. «Нормальный хлеб сегодня не купить нигде, он не просто дефицит — его нет, — убежден Илья.

— Как-то я посмотрел в интернете, как пекут хлеб в заводских условиях, как замешивают тесто, — в антисанитарии, оно на пол падает, его поднимают, отряхивают и месят дальше. А иногда привозят из магазинов нераспроданные буханки, замачивают их и вновь пускают в дело. И даже в частных пекарнях, где, казалось бы, все должно быть по технологиям, используют зерно, выращенное при помощи «химии»…

Но не в состоянии все горожане, у которых работа, машина в кредит, ипотека, устав от своих обязательств, вдруг проснуться однажды утром и, порвав привычный круг забот, начать жизнь заново — в деревне. А вот Илья Резков смог. И утверждает, что счастлив.

НАЗАД В ПРОШЛОЕ

Дорога, и без того не слишком удачная, ныряет в лес. Щебенка сменяет песок, а потом и вовсе начинается просека. Огромные, не обхватить руками, стволы деревьев по сторонам, которые наверняка помнят те самые, стародавние времена грозного царя.

Картинка меняется. А вместе с ней — и воздух. Уходит смог больших городов. Пропадает день сегодняшний. Еду полчаса. Еду час. И ничего. Кочки, колдобины, неубранный валежник. И вот, когда, подпрыгивая и в очередной раз чиркая землю дном машины, успеваю подумать, зачем мне это было надо — искать бывшего программиста, пекущего хлеб по прапрапрадедовским рецептам, передо мной на пригорке возникает русская деревня. Настоящая — не сплошные заборы, как это сейчас принято, а деревянные избы. И самая большая принадлежит Илье Резкову.

Лучка — не совсем обычная древняя деревня. При Советской власти тут был обычный поселок. Работала пилорама. Проживало полторы тысячи человек. Не глухомань какая-нибудь. Дорога, электричество — есть. Потом деревообрабатывающее предприятие закрылось. Народ разъехался. Все забросили. Оставленные хозяевами избы стыли в мороз и мокли в дождь. Дачники облюбовали эти места только на лето. В распутицу сюда было не проехать. Да и что здесь делать-то?

Илья Резков прибыл как раз прошлой осенью. Не в сезон. Не лучшее время для начала новой жизни… «Зимой нужно было топить печку два раза в день — утром и вечером. Дров мне для этого привезли целую грузовую машину», — вспоминает он.

Товарищи, которые и сподвигли молодого человека на этот шаг, обещали помочь, поселиться рядом и вместе колдовать над старинными рецептами, неожиданно передумали и вернулись домой. А Илья остался. Ради хлеба. Ну и немного из-за упрямства, наверное, — не привык бросать дела на полпути. При том, что, как сам признается, в детстве хлеб не ел: «Не нравился он мне почему-то. Правильного, видимо, не было».

Родом наш герой из Саратова. После вуза уехал в Москву, как многие его ровесники, за карьерой и деньгами. Работал в сфере инновационных технологий, снимал жилье. К определенному моменту понял, что нужно обзаводиться собственным.

Лучший вариант, что его ожидал, — это небольшая коробочка в несколько десятков квадратных метров в Подмосковье в окружении таких же точно коробок. Потом семья, ребенок, походы в моллы по выходным, летом две недели в Турции — все как у всех. А затем рано или поздно неизбежно возник бы вопрос — ради чего все это?

«Живем, как в матрице, прости Господи», — вздыхает Илья. Илья считает, что именно благодаря хлебу ему удалось вырваться из этого порочного круга. Сейчас он мечтает создать крестьянское мини-поселение.

«Люди должны жить на своей земле. Чтобы один пек караваи, другой работал в кузнице, кто-то для всех остальных шил одежду. Максимально самообеспечивающая себя группа сподвижников, которым вместе не страшны никакие катаклизмы», — размышляет молодой человек.

— Хорошо, когда одному нужен хлеб, а другому мед. А когда вам — мед, а пчеловоду — сапоги, — спрашиваю его. — Как вы договоритесь? Придется снова придумывать универсальное средство для обмена. И потребуются деньги. В результате их появления возникнет и все остальное: города, неравенство, несправедливость, жажда власти и желание быть лучше всех. Все то, от чего вы сбежали». Илья соглашается, что, не все возможно осуществить сразу. Но лучше — когда есть идеал, к которому стремишься.

ВСЕ СВОЕ

Один в поле не воин. Хотя Илья старается. Но производство продукта полного цикла — от выращивания зерна и до реализации конечного изделия — сложно. Мед использует пока что вятский. Иван-чай, который он заваривает и пьет, тоже из северных мест. Льняная домотканая рубаха — из Костромы. Все было заказано по интернету. И мобильный телефон у пекаря все-таки есть, а через него — выход во всемирную сеть. Куда сейчас без этого?

Экологически чистую пшеницу Илье привезли из Ростова-на-Дону. Ближе не нашлось. «Всего четыре фермера в России производят органическое сырье такого высокого качества», — поясняет он.

По вечерам Илья читает русские летописи, изучает псалтырь на старославянском. Говорит, это гораздо интереснее, чем сидеть в интернете.

Хлеб он выпекает раз в неделю. Одна партия — примерно 16 кг, почти пуд. Именно столько помещается в его печку. Труд тяжелый, изматывающий. Какая-то часть вкусного и полезного продукта расходится по знакомым, есть уже и постоянные покупатели. Но это все пока финансово себя не оправдывает.

Одна килограммовая буханка стоит 250 рублей — немалая сумма, по сравнению с хлебом в магазине, но даже на новую закупку ингредиентов не хватит. Чтобы дело пошло, нужны объемы, профессиональное оборудование — а где его взять? И кто на нем станет работать?

Хлеб Ильи — не массовый продукт, на город так зерна не намолотишь. Большое количество пшеницы надо хранить в амбарах. А чтобы не завелись мыши и крысы, обрабатывать помещения химикатами. Какая уж тут экология…

«Первый свой хлеб я помню хорошо, потому что мало себе представлял, как оно делается. Да, в теории знал, как нужно. Но практика — это же совсем по-другому. Все, что можно было сделать неправильно, я тогда сделал. Печку недотопил, не прогрелась она до нужной температуры. Хлеб в ней без толку простоял часов шесть, но так хорошо и не поднялся», — рассказывает он.

Печка — кормилица Ильи. И плита, и баня. Сплит-система на зиму. Такой приточной вентиляции, циркуляции воздуха, как у нее, нет ни в одной городской квартире. Она даже вылечить может: натопил, залез наверх и прогрелся — никаких лекарств не нужно.

Жар, идущий изнутри, запекает горячую корочку на хлебе. Многое зависит и от закваски, которая у каждого пекаря — своя. «Мертвые искусственные дрожжи, которые в магазине продаются, я не использую. Срываю шишечки хмеля, отвариваю их в кастрюле, потом добавляю туда муку — получается своеобразное тесто. Это и есть живая закваска».

Сначала нужно перебрать зерно, отделяя плохое от хорошего На это уходит полдня. Потом оно смалывается вручную на жерновой мельнице, что позволяет сохранить все полезные свойства. Замесить тесто, вымесить, растопить печь… Себестоимость готового продукта высокая. И кроме того, дорог человеческий труд. Его нельзя оценить соразмерно. «Неужели оно того стоит?» — так и хочется спросить мне.

ОТЦЫ И ДЕТИ

В деревню к Илье приехали родители. Уговаривают вернуться в Москву, делать карьеру. Быть как все. Вопрос, который я задаю про себя, — оправдывает ли результат такой тяжелый труд, — Татьяна, мама бывшего программиста, озвучивает вслух, пытаясь заполучить меня в союзники.

«Кому все это надо? — обводит она рукой невеликое пока хозяйство сына. — Мы пытались его отговорить переезжать, но были поставлены перед фактом. Бесполезно, теперь нужно жить с тем, что есть. Как дача, отдохнуть на лето, эта деревня прекрасна, но оставаться здесь постоянно одному, зимой… Кругом волки воют, это же тамбовский край. Если честно, то мы за него боимся».

— Но многие жители мегаполиса, разочаровавшись в больших городах, уезжают куда-нибудь дауншифтерами. Например, на Гоа, — пытаюсь я защитить Илью.

«На Гоа, может быть, но кто-то еще уехал в глубинку? Кроме нашего Ильи, никого больше и нет. Мы сами свой дом бросили. Наведываемся сюда, помогаем, потому что без нас, я считаю, он просто пропадет.

Мне жалко сына за этот его странный выбор, от которого он теперь ни за что не отступится, упрямый! — вздыхает мама. — Да что же мы стоим? Проходите в дом, я вам компота налью, холодного».

За неспешным обедом разговор продолжается. Тикают на стене ходики. Капает вода из железного рукомойника. Татьяна наливает мне хлебный квас, приготовленный Ильей, и все никак не может смириться с решением сына.

«Я как посмотрела первый раз, как он пек хлеб — ужаснулась. Это же невероятный труд. А где отдача? Как увлечение, может быть, а если затевать бизнес, большое фермерское хозяйство, которое будет себя окупать, то нужны вложения, помощ