Герой Украины Хмара: Многие журналисты, политиканы говорят: мы дальше границы не пойдем, мы чужого не хотим. А что чужое? Кубань чужая? Приграничные районы РФ, где этнически преобладают украинцы, чужие?
Почему США не должны бояться Россию и должны предоставить Украине ракеты Tomahawk, должна Украина ограничиться выходом на границы 1991 года или забрать у РФ территории, заселенные этническими украинцами, было ли ошибкой украинских властей не атаковать Беларусь и Приднестровье в начале российского вторжения, чем украинцы отличаются от россиян и когда будет перерезан сухопутный коридор в Крым. Об этом, а также о самых страшных пытках в советских лагерях, агентах КГБ/ФСБ в украинской политике, "сатанинском" Путине и расистской природе "русского мира" в интервью основателю издания "ГОРДОН" Дмитрию Гордону рассказал бывший советский политзаключенный, борец за независимость Украины, народный депутат трех созывов, Герой Украины Степан Хмара. "ГОРДОН" публикует текстовую версию интервью.
Учительница посмотрела в окно – и замерла. А мы, как воробьи, на тот подоконник: что она там увидела? И увидели страшную картину. Возле сарайчика в школе три человека лежат без сознания. Солдаты брали кирпич и добивали. Как потом оказалось, один из них – отец моей одноклассницы, второй – мой сосед, третий – из соседней деревни. Все были партизаны УПА
– Степан Илькович, добрый день!
– Здравствуйте!
– Я хотел сделать с вами интервью в канун Дня Независимости. Оно выйдет 24 августа, в 32-ю годовщину независимости. Я поймал себя на мысли, что вы, я думаю, единственный живой человек из тех, кто действительно боролся за нашу независимость во времена Брежнева и после. Человек, заплативший за эту борьбу не только громкими заявлениями, но и концентрационными лагерями. Я хотел бы начать с вашего детства. Вы родились в Польше.
– Нет, это Западная Украина, которая в то время была под оккупацией Польши. И так мы, украинцы, это воспринимали. Никто не думал оставаться в Польше. Я думаю, это так в планах было: где-то примерно в 1940 году будет проведен референдум. Я думаю, что 90 с лишним процентов проголосовали бы за независимость. Вторая мировая война внесла свои коррективы.
– Что вы из детства больше всего запомнили?
– Я помню начало войны. Отлично помню, как первые немцы появились.
– Вам четыре года было?
– Да. А потом, когда отходил фронт на запад, хорошо помню, потому что в 1944 году я пошел в первый класс. Как мы воспринимали советские власти, я вам могу сказать… Значит, в первом классе фронт прошел – повесили портреты Ленина и Сталина. Стекла не было, окна не были застеклены. И вот мы осенью... На перемене было... У нас из бузины были, знаете, такие стрельбы. И решили выбить вождям глаза. И так изрешетили эти портреты! Когда вошла учительница, она побледнела.
– Испугалась?
– Понятно. Такие времена! И убежала. А мы похоронили свои, так сказать, орудия преступления в печь. Прибегает директор: "Кто это сделал?" Все головы опустили. Он обыскал все под партами – ничего не нашел. Ну и что все-таки? И тем кончилось. На следующий день вывесили новые портреты.
– Вы юношей хорошо понимали, что такое советская власть, что такое НКВД?
– Я это понимал еще с начальных классов…
– Родители что-то говорили?
– Я воспитывался в очень сознательной семье. А кроме того, уже потом видел эту действительность. Возле школы был сарайчик, где хранились дрова, а дальше погреба. Возле погреба сложен кирпич для ремонта. И вот был такой случай. Приходит учительница, посмотрела в окно – и замерла. Даже приоткрыла рот – ступор такой наступил. А мы, как воробьи, на тот подоконник: что она там увидела? И мы увидели страшную картину. У этого сарайчика три человека. Видно, были без сознания, но не двигались. И солдаты бегали, брали кирпич и их добивали. Как потом оказалось, один из них – отец моей одноклассницы, второй – мой недалекий сосед, а третий – из соседней деревни. Все были партизаны УПА. Их ранили, привезли в школу… Такая история… Разве не могло быть иммунитета против этой власти? Это же невозможно… И потом видел, какие делались преступления. Это можно очень много рассказывать.
– Вы окончили Львовский медицинский институт.
– Один из лучших.
– Конечно! Стали стоматологом. Это такая блатная работа, я бы сказал. В советское время стоматологи очень хорошо зарабатывали, правда?
– Может, это немного преувеличено, но зарабатывали так, что можно нормально прожить. Хотя врачи никогда не голодали, такова эта профессия, что пациенты не дали голодать врачам. А стоматологи действительно на пропитание зарабатывали…
– Вы ведь поработали стоматологом немножко?
– 18 лет.
– На советских бормашинах?
– Тогда уже было немного чешских. Хорошие машины. Тем не менее это помогло мне сильно в жизни тогда. Я был независим. Когда занимался самиздатом, так сложилась жизнь... Я всегда работал над собой, кроме своей профессиональной работы. В жизни наступает такой момент, когда, очевидно, эти знания стучат и подталкивают. Или человек уже сам должен что-то продуцировать. Я не спешил… Но бывают моменты, что ты уже не можешь не высказать свое мнение. Ну и с этого началось: я начал заниматься политической публицистикой, поскольку для меня политика – это жизнь, это, как говорится, в генах моих. И спровоцировали события написать статью "Частичное сотрудничество и ловкая дипломатия". Это был результат визита президента США в Советский Союз.
– Никсона?
– Никсона, да.
– 1972 год, кажется.
– Да. Я категорически не воспринимал тогда политику, интенсивно на Западе уже прокручивающуюся: о конвергенции, о сближении систем, о сотрудничестве и так далее. Суть этой статьи заключалась в том, что нельзя односторонне подходить. Прежде всего этой преступной бесчеловечной системе должно быть предъявлено требование. Если вы хотите сотрудничать с тем монстром, то пусть этот монстр наконец-то относится по-человечески к своим гражданам. Долгое время я работал над трудом серьезным, это один из очень серьезных пунктов обвинения КГБ – "Этноцид украинцев СССР". Где-то на 74 страницы.
– Степан Илькович, вы работаете стоматологом, вы независимый человек. У вас есть и хлеб, и к хлебу, наверное. Жить и жить! Любоваться родным краем, работать, зарабатывать, тратить на семью. Ну, кажется, все нормально. А вы выступали против системы. Вы сознательно пошли в советский концентрационный лагерь. Почему?
– Идея еще с младших классов школы. Уже в голове закрадывались мысли: "А что дальше?" Я видел, как терпят поражение в боях наши. Даже в нашей деревне происходило сражение. И было ясно, что невозможно выстоять в вооруженной борьбе против такого монстра. И что дальше? Всегда такие мысли роились. Я вам скажу, это был один из стимулов, чтобы хорошо учиться в школе... Как говорится, одержимый с детских лет идеей украинской, государственной идеей. Оно уже залегло здесь и здесь. И это побуждало все время работать над собой, потому что ниоткуда это не берется.
– А вы понимали, что вы можете сесть, что можете погибнуть в тех лагерях?
– Я понимал. Я, кстати, спасибо моей покойной жене, что она очень хорошо понимала… Я ей говорил: "Имей в виду, рано или поздно они меня вычислят". Я под псевдонимом работал, разумеется. Потому что иначе можно было за одно заявление на полстраницы загреметь на тот же срок, который я получил. Поэтому я работал, но... Я не люблю, когда меня называют диссидентом. Я – политзаключенный, потому что я сел за украинскую идею, за политику… Права человека, Хельсинкский заключительный акт – это все нужно… Но я прекрасно понимал, что пересадить сотни, даже тысячи людей для такого монстра, империи зла не было чем-то сложным. А что дальше? Нашу государственную идею кто-то должен был нести. Те, кто боролся с оружием в руках, – оно сошло на убыль, затихло. Но идею нужно было нести. По крайней мере словом. Как так получилось, что мне пришлось продолжить издание "Українського вісника"? В 1972 году Чорновила посадили, "Вісник" перестал выходить. Я очень переживал, потому что репрессии в 1972 году были такие... Потом я назвал эти репрессии "генеральным погромом", потому что это шло по всем направлениям. Судебные и внесудебные преследования. Суды, преследование студентов.
– Увольнение с работы, из университетов.
– Из университетов. Увольнение даже из Высшей партийной школы при ЦК КПУ – тоже там был погром. Уволили ректора и часть преподавателей за националистический уклон. Правда, они держали в секрете, но мне долго… Как детектив. Я все-таки знал, кого уволили. Очень тяжело было что-нибудь знать… Партийные боссы боялись выдавать информацию. Меньше с тем, в коротеньком вступлении к "Віснику" я написал: никакие репрессии КГБ не остановят национально-освободительное движение, но эти репрессии будут радикализировать движение. Если на чорновиловском "Віснику" было написано "Издание легальное, внецензурное". Я так иронически жене говорю: "Если бы в КГБ знали, кто издает это внецензурное легальное издание, где бы он был?" Так потом и вышло. В пике этому всему на этом переплете было написано: "Український вісник" издается нелегально на оккупированной территории Украины". Эта идея уже была заложена. Кстати, на это обратил внимание Роберт Конквест, который писал предисловие к английскому изданию "Вісника"… Удалось передаться за границу, он был издан сначала на украинском у "Смолоскипі"...
– Он написал предисловие?
– А потом переведен на английский. Роберт Конквест написал, а Реймон Арон – на французский. Такие были истории. Почему я сказал, что мне помогло, что я более-менее независим был? В Украине все печатные машинки регистрировал КГБ: и новые, которые только поступали в продажу, и из комиссионных магазинов. Я это знал очень хорошо. Поэтому я послал в Москву за свой счет человека доверенного (а в Москве этого не было), чтобы мне купил пишущую машинку и фотоаппарат. Как тогда можно было распространять самиздат? Это семь закладок в пишущую машинку. Первый экземпляр на лучшей бумаге, чтобы можно было еще фотокопии снимать на пленку. Это дело очень громоздкое. Нынешние люди этого не поймут, при современном технологическом развитии это удивительно. Но вот так. Поэтому я уважал конспиративную работу. Мне хотелось как можно больше сделать. И главное задание было – передать за границу. Можно было передать фотопленкой, иначе – нет.
Кстати, в 1974 году "Вісн
- Последние
- Популярные
Новости по дням
8 мая 2024
