ВПК Китая и страны-сателлиты

07.04.2023, 12:36 newssky.com.ua

Глава КНР Си Цзиньпин

Военные и военно-промышленные связи КНР, в частности — сотрудничество с Ираном, Пакистаном, КНДР, Мьянмой и африканскими странами, которым посвящена эта статья, плохо поддаются анализу «в лоб». Информация в открытых источниках страдает очевидной неполнотой, но ее много, и без внятной систематизации всё тонет в малозначимых деталях. Перечисленные темы, а также состояние китайского ВПК тесно связаны с общей концепцией развития Китая, и без связи с ней смотрятся как свалка фактов, не складывающихся во что-то целое. Наконец, тема военного сотрудничества/ противостояния КНР несколько периферийна относительно китайской политики в целом.

И не потому, что в ЦК КПК засели пацифисты, а потому, что Китай предпочитает экономические способы влияния и игру в долгую, отводя военной составляющей скорее роль демонстрации силы и фактора сдерживания, чем инструмента, готового к практическому использованию для продолжения мирной политики иными средствами. У КНР нет российской отмороженности, и готовности играть на повышение ставок вплоть до Третьей Мировой войны, а военное сотрудничество для Пекина — прежде всего, один из инструментов влияния. Как следствие, и подход к теме нужно начинать с вопроса о том, на что, и в какую сторону желает повлиять Пекин.

Иными словами, к теме военного сотрудничества Китая со странами Третьего мира нам придется идти издалека и в обход — но иначе, увы, к ней не добраться никак.

Рассуждения о соперничестве Китая и США за место № 1 в мире — не более, чем плохой двойной перевод: с китайского на английский и с английского на русский. В действительности, речь идет не о борьбе за первое место, а о взглядах на перспективы социальной эволюции глобального мира. Тем более, что и само определение «первого места» — очень спорное занятие. Скажем, по производству цемента Китай уже давно на первом месте в мире, причем, с огромным отрывом. И что с того?

Так вот, в США, и на Западе в целом, господствуют взгляды, согласно которым автократии должны мало-помалу размыться, уступив место манипулятивным демократиям, привязанным к короткому избирательному циклу и симулякру гражданского общества. Все это, разумеется, прикрыто красивой фразеологией, но суть дела именно такова. Других взглядов внутри западного общества не то, чтобы вовсе нет в обращении — они, разумеется, там есть. Но в «приличное общество», на площадку, где расположены двери социальных лифтов ведущих на самый верх, манипуляторы из усилившихся до уровня государств ТНК, носителей таких взглядом стараются не допускать. Естественно, не напрямую, а манипулируя общественным мнением в рамках сложившейся на Западе электоральной охлократии.

Это не всегда удается, и авторитаристы просачиваются к власти, и закрепляются в ней, с большим или меньшим успехом: Орбан, Нетаньяху, Трамп — тут есть множество примеров. Но в рамках общей тенденции развития западной системы эти прорывы смотрятся как системный сбой. И отношение к ним со стороны манипуляторов, а также манипулируемого общества, выдаваемого за гражданское — именно как к сбою.

Отклонившись чуть в сторону, сделаем важное замечание. Россия не является системой альтернативной Западу. Авторитаризм (и его крайняя форма, тоталитаризм) сугубо рационален, и, в связи с этим, имеет свой набор сдержек и противовесов, не позволяющий ему уходить вразнос, вплоть до самоуничтожения. Россия же такой системы сдержек не имеет, она антисистемна в принципе. По сути, каждая российская власть — это банда уголовников, сумевшая выгнать из Кремля предыдущую банду. А, поскольку таких циклов смены власти в России было несколько подряд, то никаких отношений, кроме специфически уголовных, в российском социуме нет. Россия — самый яркий и последовательный пример распада государства и общества до уровня ОПГ, контролирующей захваченную ей территорию. А верхушка концерна Синалоа по сравнению с российскими элитами — пример гуманизма и стратегического мышления на дальнюю перспективу.

Как следствие, никакая российская власть не способна выстроить свою систему, пусть даже в узкой нише. Россия способна только паразитировать на Западе, проникая внутрь него, а, сейчас, изгоняемая из Запада, она пытается найти себе нового хозяина. Это получается у нее очень плохо, поскольку к паразитированию на экономически состоятельных авторитарных режимах Россия не приспособлена. Не факт, что вообще хоть кто-то в мире к этому приспособлен. Как не факт и то, что в существуют «экономически успешные авторитарные режимы» не зависящие от режимов западного типа на сколь-нибудь длинном временном треке. Хотя в Китае и утверждают, что такое возможно, при внимательном рассмотрении китайской модели видно, что это далеко не так.

Китай же видит будущее иначе, чем Запад. Пекинские неомаоисты настаивают на сохранении авторитарных режимов в длительной перспективе. Неважно, как они их называют: пусть даже «социализмом с китайской спецификой» — это все равно ровно тот же, хорошо всем знакомый, бюрократический авторитаризм. Впрочем, в Пекине нисколько не настаивают ни на китайской специфике, ни на социализме, принимая авторитаризм в любой его форме.

Но авторитаризм, в любой форме, предполагает, что основная масса населения открыто, безо всяких симулякров демократии, отстранена от участия в принятии решений, и загнана в жесткий стандарт поведения, не предполагающий никакой самодеятельности. Тем более, не к ночи будь помянута — никакой гражданской активности. Тех, кто с этим не согласен, прессуют, вплоть до физического уничтожения. Как уйгуров. Как активистов «Фалуньгун». Как сторонников автономии Гонконга. Есть масса примеров — но конец один: капитуляция или уничтожение. Ну, или успешное восстание и снос режима — но и с этим тоже все крайне сложно и неоднозначно.

Казалось бы, какая разница между тотальной манипуляцией и тотальным запретом? Но разница есть, поскольку на всякого манипулятора найдется свой манипулятор. Иными словами, современная демократия, при всех ее недостатках, при вырождении процентов на 90 в манипулируемую охлократию, все-таки оставляет шанс для образованных и креативных, в хорошем смысле, гражданских активистов. Можно даже утверждать, что ее манипулятивная часть играет роль фильтра, отсекающего мусор — правда, подменяя его еще худшим мусором, но тут уже можно и поспорить. А тотальный запрет отсекает всё.

Впрочем, тоже, конечно, не совсем всё: недавние антиковидные беспорядки в Китае, когда власть, напуганная их размахом, резко дала заднюю, это хорошо показали. Но борьба манипуляторов и креативных активистов приводит к синтезу их деятельности, и дальнейшей социальной эволюции. А тотальный протест в ответ на тотальный запрет, и вынужденное отступление власти без ее полного сноса, ведут только к дальнейшей раскачке всё того же бюрократического маятника.

В Пекине, в think tanks при ЦК КПК, и в самом ЦК,сидят неглупые люди, которые это понимают. Но не на уровне стройной теории, поскольку коридор дозволенного умствования жестко ограничен маоистской индоктринацией, а инстинктивно-интуитивно. И, те, кому это положено по должности, видят глобальный компромисс в рамках возможного: КНР получает на аутсорсинг контакты со слаборазвитыми, но богатыми духовно ресурсно странами, становясь посредником между ними и Западом. Запад избавляется от множества головных болей и необходимости выполнять грязную работу, а Китай следит за порядком в Третьем мире, сохраняя его, а также и себя, авторитарным. Мечтатели в Пекине рассчитывают при этом сделать Китай Центром Мира, сведя в него западные технологии и доступ к источникам ресурсов. Реалисты — продлить на неопределенный срок диктатуру КПК в тени Запада, заинтересовав Запад в ее сохранении и косвенном финансировании. Поскольку экономическая эффективность «социализма с китайской спецификой» сильно хромает — и чем больше «социализма» и «китайской специфики», тем сильнее.

На Западе на эти планы смотрят с большим скептицизмом, но Пекин упорно их продавливает, формируя вокруг себя блок третьих стран. Ближайшие и самые очевидные его участники: Иран, КНДР, и «условная Россия». Условная, потому, что РФ вошла сейчас в очередную зону турбулентности, в связи утратой адекватности очередной ОПГ, засевшей в Кремле. Этот цикл повторяется, постоянно укорачиваясь, но его закономерности — отдельная тема. Что останется от РФ на выходе из этой турбулентности и смене состава ОПГ, сказать трудно. Пекин, естественно, хотел бы видеть к Кремле свою марионетку, но готов рассмотреть и другие варианты — например, раздел РФ.

Внешняя же часть формируемого Китаем блока довольно зыбкая, но принцип ее формирования всё тот же: уход под Китай гарантирует автократам их сохранение у власти. Во всяком случае, должен его гарантировать по общему замыслу блока, и этим быть для них привлекателен.

Можно ли назвать такой блок антизападным? В принципе, нет. Точнее, он будет антизападным настолько, насколько Запад не согласится с планами Китая по мироустройству, сохраняющего в своем составе автократические государства как постоянный элемент, а не вымирающую социальную форму. Если же Запад будет не против, Китай снизит антизападные настроения в своем блоке до комфортного для Запада уровня. Но, конечно, не просто для Запада, а для Запада, принявшего китайский план.

Почему Запад не может принять этот план, и насколько он реалистичен — тема отдельная. Нам видение будущего «по-пекински» нужно для того, чтобы понять общую логику Китая. Опираясь на нее, рассмотрим конкретные примеры военного и военно-промышленного сотрудничества.

Китай для Ирана — выход из-под санкций, хотя и частичный, поскольку прямой конфликт с Западом из-за поддержки Тегерана в расчеты Пекина не входит. Иными словами, Иран может получать от Китая электронные компоненты (но он успешно завозит их и с Запада, в обход санкций), и, возможно, помощь в неядерных военных технологиях. Заметного интереса к прямым закупкам китайской военной техники у Тегерана нет — у него есть собственный, совсем неплохой, ВПК.

А для Китая Иран — один из инструментов налаживания отношений с мусульманским миром, и выхода на Ближний